Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написал эту инсценировку я сам — собственно, задумана она была еще очень давно, еще в 1987 году, когда в журнале «Пионер» была опубликована «Детская поэма» — начинавшаяся со «Вступительного слова про Витьку Кораблева и друга закадычного Ваню Дыховичного». Поэма никогда не планировалась к реализации в песенном варианте, но в ней была непередаваемая музыкальность, четкая ритмика, а главное — она была удивительно сюжетна: прямо бери — и переноси на сцену! Что я, собственно, и сделал. В итоге — получился полноценный поэтический спектакль, который мы и начали репетировать.
Режиссер Наташа Сажина собрала потрясающую команду — основу ее составили артисты, имевшие прямое отношение к Театру на Таганке, — Никита Лучихин, Дмитрий Высоцкий, Мария Матвеева, ну а нашего Ваню сыграл артист Театра на Юго-Западе Андрей Кудзин. Ну а Вениамин Борисович подхватил на себя аж две роли — он у нас и читает авторский текст, и играет совершенно потрясающего Дедушку, смешного и трогательного.
Этот Дедушка в пьесе — мой самый любимый персонаж, и он чем-то отдаленно напоминает самого Высоцкого. Судите сами: он — изобретатель, придумал чудесную краску, которая сама может менять цвет. Но официальные комиссии Деда не признали изобретателем, он на всех обиделся, но не озлобился. Сосредоточился на воспитании внука — такого же сорванца и придумщика, каким и сам Дед был в молодости… А краску Дед спрятал в своем старом сарае. И, естественно, внук Витька со своим закадычным другом Ваней ее отыскали… Что было дальше — можно узнать, если прочитаете поэму или посмотрите наш спектакль (а лучше — и то, и другое)[73].
Но во время репетиций вдруг случилось чудо.
Смехов оказался невероятным рассказчиком. Впрочем, это и так знают все, кто читал его книги воспоминаний — в них Высоцкому отводится особое место. Сам Смехов при этом никогда не называет его своим другом — он говорит о партнерстве, о товариществе, о сценическом братстве, и это звучит куда честней и порядочней, нежели сотни заверений различных случайных знакомых о «лучшем друге Володьке».
Сцена из спектакля Виртуального Художественного Театра «Про Витьку и Ваню. Рассказ Володи». В роли Вани — А. Кудзин, в роли Витьки — Н. Лучихин, в роли Дедушки — В. Смехов (фото автора)
Но вот что рассказал нам Вениамин Борисович. Как выяснилось, рукопись (а точнее — машинопись) «Детской поэмы» долгое время хранилась у него! Именно он оказался первым ее читателем! Высоцкий передал ему рукопись в надежде, что у Смехова, который уже тогда часто публиковался в периодической печати, будет возможность попробовать ее куда-то «пристроить». Но увы — имя Высоцкого долгое время было табуированным для журналов и издательств (о причинах этого мы уже говорили)!
И в итоге — рукопись пролежала у Смехова дома до середины 80-х, когда он передал ее детям Владимира Семеновича, и она таки вышла в «Пионере». А там уже ее прочитал я — и вот, появился спектакль, где сегодня играет Вениамин Борисович Смехов. Еще одно удивительное совпадение, связанное с Высоцким — поневоле перестаешь чему-либо удивляться. «Много неясного в странной стране», — как пелось еще в одной песенной сказке нашего героя.
И для меня каждый раз, когда в нашем театре идет спектакль «Про Витьку и Ваню. Рассказ Володи», наступает маленький праздник. Потому что у меня складывается ощущение, что сам Владимир Семенович очень внимательно следит за тем, что мы делаем.
И очень хотелось бы верить, что он это — одобряет. Ну и судя по тому, что спектакль с успехом идет и всегда собирает любопытствующих зрителей, — ему это и вправду нравится.
Эта книга началась с личного впечатления, и личным впечатлением она, по моему мнению, и должна завершиться.
…Москва в какой-то мере уникальный город… по числу памятников Владимиру Высоцкому, расположенных на одной прямой. Если выйти на Петровку и зайти во двор Музея современного искусства, то мы увидим циклопического угловатого Высоцкого работы Зураба Церетели. Чуть дальше, на площади Петровских ворот, в конце Страстного бульвара, стоит первый «официальный» памятник Высоцкому — работы скульптора Геннадия Распопова и архитектора А. Климочкина. Памятник был поставлен на этом месте как антитеза песне «Но я не жалею»: «И хоть я во все лучшее верил, / Например, в наш советский народ, / Не поставят мне памятник в сквере, / Где-нибудь у Петровских ворот…». Идея принадлежала Валерию Янкловичу, «пробил» установку памятника Борис Хмельницкий — где же еще стоять Высоцкому, как не у Петровских ворот?
И третий Высоцкий с недавних пор стоит чуть дальше — на ступеньках легендарного МУРа, Петровки, 38. Вернее, не Высоцкий, а его герой — Глеб Жеглов. Бронзовые Жеглов и Шарапов стоят на ступенях левого флигеля здания: Шарапов заходит в МУР, а Жеглов стоит у дверей. Правда, увидеть эту скульптурную группу вблизи не так-то легко: здание — режимный объект, и без специального пропуска туда не попасть.
Три памятника на расстоянии меньше километра! Даже Владимиру Ильичу Ленину так не ставили памятники в столице! А вот Владимиру Высоцкому — довелось. И на мой взгляд, это абсолютно правильно. И показательно.
…А я в проливной дождь еду на такси по Набережным Челнам, куда меня забросила командировка. Но я знаю — именно тут стоит один из самых ярких памятников Высоцкому. И один из самых больших.
И вот — я уже на площади его имени. Памятник невозможно не заметить: это половина колокола, из которой словно вырастает половина гитары (правда, на ней шесть струн, а не семь, но это довольно распространенная ошибка — в Калининграде бронзовый Высоцкий тоже сидит с «шестистрункой»). Большой — и словно воздушный, полный некоей внутренней легкости памятник.
Дождь вдруг неожиданно стихает — как раз в тот момент, когда я выхожу из машины. Никого на площади нет, только я и двое моих коллег, которые тоже поехали «к Высоцкому». Я стою и продумываю последние строки этой книги. Как из командировки — и случайной «встречи» с Высоцким в Петербурге — она началась, так здесь, в Набережных Челнах, у памятника ему, должна завершиться.
И она — завершается
В этом списке — те публикации о Владимире Семеновиче, которыми я располагал и которыми пользовался при написании этой книги. Конечно, корпус текстов и публикаций о Высоцком сегодня, несомненно, шире, в библиотеке музея, например, несколько тысяч томов и бессчетное число фрагментов периодики. Но поскольку эта книга — чрезвычайно субъективна, то и библиография — субъективна тоже. Это, скорее, та коллекция материалов, которую я собирал на протяжении 30 с лишним лет и которая составила спектр моих знаний, впечатлений и ощущений от масштаба личности Владимира Высоцкого, который субъективно выплеснулся в этой книге. К каким-то публикациям я отношусь с теплотой и уважением, какие-то — на дух не выношу. У вас такая коллекция может быть своя — но я буду несказанно рад, если открою вам какие-то источники, о которых вы раньше не знали. И мои комментарии к этим книгам и периодическим публикациям — это лишь мое собственное, субъективное мнение. Из библиографии намеренно пропали выпуски замечательного журнала «Вагант», в котором публиковались интереснейшие культуроведческие заметки о Высоцком, не включены фотоальбомы (например, «Владимир Высоцкий», снятый на гастролях в Болгарии), или нет, например, книги-памятника Михаила Шемякина «Две судьбы» (так как Шемякин дал мне во время работы над этой книгой собственное интервью, начавшееся с вопроса: «Вы читали мою книгу „Две судьбы“? И что, у вас еще остались вопросы?» — что не помешало нам после этого тепло и содержательно поговорить)…